Маргарита и сотрудник КГБ

Георг Фохт

Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, говорит Господь.

(Исаии 55:8)

Все члены семьи ещё сидели за обеденным столом, когда напротив окон их дома остановилась легковая автомашина марки “ГАЗ-69”, которую деревенские люди называли просто “бобик”.

Это был не обыкновенный “ГАЗ-69”, а всем известный тёмно-зелёный автомобиль, на котором всегда приезжал в немецкие сёла сотрудник органов КГБ. Этот службист жил в областном центре, всегда носил гражданскую одежду, но у себя в кабинете принимал в форме с погонами подполковника. Все сельские жители знали его, это был Чернов, сотрудник, специально назначенный партией и вышестоящими органами (как тогда говорили) для борьбы с религией.

Глава семьи, где остановился “бобик”, был глубоко верующим человеком по фамилии Кран. Он в силу своих возможностей проповедовал Слово Божье, поэтому для товарища Чернова был “врагом номер один”.

Сидящие за столом супруги Пётр и Мария Кран сразу же положили на стол ложки и с тревогой посмотрели сначала друг на друга, а затем на машину незванного гостя.

Их молодая семья состояла из пяти человек. Старший сын Ваня от рождения был слабоумным, вторым ребёнком была дочь Маргарита, ей недавно исполнилось десять лет. Самой младшей, Марии, которая унаследовала имя матери, было всего полтора года, потому она ещё сидела у матери на коленях.

Когда Чернов постучал в дверь, Пётр Кран уже успел встать со своего места, чтобы встретить гостя.

– Здравствуйте, – произнёс вошедший, внимательно посмотрев на стол.

Этого гостя интересовало всё, поэтому его чёрные глаза с любопытством осматривали каждого. Ради демонстрации своей мнимой порядочности, а, возможно, чтобы внушить хозяевам дома собственную важность, Чернов всегда приветствовал их рукопожатием. При этом он пристально смотрел собеседнику в глаза, словно желал увидеть и прочитать мысли своего собеседника. Теперь, во время пожатия руки главе семейства, гость одновременно обратил внимание на хозяйку, супругу Петра. Она тоже заметила это и, кивнув головой, негромко произнесла: “Здравствуйте”.

– Пётр Иванович, – произнёс Чернов, не сводя глаз с Крана, – мне необходимо с Вами побеседовать, и было бы хорошо, если бы Ваша жена тоже присутствовала при нашем разговоре.

Хозяин дома пригласил гостя в соседнюю комнату, где стоял маленький столик, на котором лежала Библия.

Чернов присел к столу, избрав для себя удобное положение, и сразу же приступил к делу:

– Мне известно, Пётр Иванович, что Вы хороший труженик, но в то же время мы знаем, что Вы среди своих честных и добросовестных односельчан занимаетесь незаконной, преступной деятельностью.

Супруги Кран, совесть которых была чиста перед Богом и людьми, сидели молча, опустив головы. Слабоумный Ваня сидел рядом с матерью и пристально смотрел на чужого дядю. Маленькая дочка Мария находилась на коленях у матери. Только дочь Маргарита осталась на кухне, она убирала со стола и прислушивалась к разговору в соседней комнате.

Товарищ Чернов, которого за глаза в селе называли “Чёрным Петром”, почти всегда говорил от себя во множественном числе. Вероятно потому, что был членом партии и сотрудником органов безопасности, а, следовательно, и говорил от их имени.

– Ведь мы Вас предупреждали, Пётр Иванович, притом уже не раз, чтобы Вы прекратили свои незаконные собрания и перестали забивать людям головы своими религиозными проповедями, а Вы как будто назло советским законам продолжаете творить своё грязное дело! Вы хоть задумывались, какой вред причиняете честным советским людям? Вы не только морочите голову взрослым гражданам, но ещё и детей отравляете своей антисоветской деятельностью! Учтите, проповедник Кран, что у нас может кончиться терпение! Мы не позволим бесконечно калечить наших советских людей!

Чернов сделал короткую паузу, зло посмотрел поочерёдно на всех членов семьи и, остановив взгляд на старшем сыне хозяев, спросил:

– Вам врачи не сказали, отчего этот ребёнок родился больным?

В комнате наступила тишина. Мария посмотрела на мужа, потом на сидящего рядом Ваню и несмело ответила:

– Говорили, но что от этого изменится, мы все в Божьих руках и обязаны нести свой крест.

– Крест, говорите, – отозвался ехидно Чернов и продолжал; – а кто этот крест на вас возлагает? Вы же сами вместо отдыха в вечернее время томитесь в страхе за своё выдуманное будущее! Вы ночами переписываете библейские тексты, псалмы и стихи вместо того, чтобы отдыхать. Так это или не так?

Опять наступило молчание, и тогда заговорил хозяин дома, Пётр Кран:

– Товарищ Чернов, – начал он. И услышал в ответ:

– Товарищ:

Пётр сделал вид, что не заметил упрёка, и продолжал спокойным голосом:

– То, что мы вечерами собираемся, для нас, верующих, не угнетение и не страх, а настоящее успокоение. Мы при этом благодарим Бога и просим Его помощи. Мы благодарим за то, что Он нам дарит здоровье, и всё, что имеем, а также молимся за наше правительство, чтобы Он, Великий Бог, его оберегал и простил ему грехи. Разве это запрещено? Ведь мы желаем всем людям добра и мира, детей стараемся воспитать в этом же направлении.

– Знаем, знаем ваше воспитание! – прервал его Чернов. – Только поверьте моим словам, мы не допустим, чтобы ваше воспитание распространилось! Вы лишаете детей настоящего счастья! Вот к чему ведёт ваше стремление! Извините, но если сказать честно, то вы, верующие, своими проповедями превращаете здоровых детей в таких, как ваш сын.

Чернов умолк. Он косо, не повернув головы, посмотрел на супругу Крана и, вероятно, почувствовал даже своим чёрствым сердцем, что сказал лишнее.

Мать слабоумного Вани вздрогнула, услышав эти слова, и заплакала. Чернов не извинился, но и не нашёл, что сказать. Все молчали, только сидящий рядом с матерью Ваня сильно встревожился. Он не понимал русского языка, но когда заплакала мать, которую он любил больше всего на свете, он понял, что чужой дядя её обидел.

– Что ему надо от нас, что он хочет? – спросил понемецки громко Ваня и, глядя на Чернова, требовательно сказал: – Уходи, уходи? Ты плохой человек?

К счастью, Чернов его не понимал, но он всё же догадался, что мальчик жалел и защищал свою мать. Мария прикрыла своей ладонью сыну рот, чтобы тот умолк.

– Да, я понимаю, что вам тяжело с ним, но вы не ответили на мой вопрос, отчего ваш сын болен?

Мария Кран не могла и не хотела больше говорить с этим злым человеком, она прикрыла носовым платочком лицо и тихо плакала.